Двери

Неважно, что ты делаешь, —
важно как ты это преподносишь

Цитата приписывается Сальвадору Дали

Он читал Костаньеду. Поначалу понравилось. Потом надоело.

Он читал Лабержа, но не поверил. Неправдоподобно.

Он читал «хакеров сновидений». Тоже не пошло.

Но в голове кое-то от всего прочитанного осталось. Он пытался практиковать осознанные сновидения. Не получилось. Однако, он приобрел привычку, едва проснувшись, на айпаде сразу записывать то, что видел во сне.

Однажды ночью он очень плохо спал. Ворочался. Несколько раз вставал то попить, то покурить на балконе. Утром окончательно проснулся с тяжелой головой. Хмуро посмотрел в зеркало, наскоро умываясь, Поставил кофе и открыл айпад: «Хм… — удивился он, — когда это я написал?» Посмотрел на время заметки: «Сегодня. В 5:30… Ничего не помню».

На айпаде несколько страниц теста были написаны явно им, но у него в памяти не осталось совсем никаких, даже смутных воспоминаний ни о сне, который он якобы видел, ни о том, как он записывал содержание сна.

Он пожал плечами, налил кофе и начал читать…


Я находился в огромном помещении. Оно было пустым и напоминало большой концертный зал с закрытой занавесом сценой. Вдруг очень медленно стали происходить нечеткие изменения. Словно занавес начал раздвигаться.
Присмотревшись, я увидел, что это был «живой» занавес. То есть, его, конечно, в действительности не существовало. В отличие от помещения. Я это прекрасно понимал, Занавесом скорее воспринималась инвариантность существования. Та, которая была раньше, и которой  теперь не стало, но память о которой зафиксировалась в виде занавеса. Он не имел определенного цвета. С черно-белыми горизонтальными полосами вроде. Или нет. Черный цвет скорее был не чисто черным, а темно-темно коричневым. А белый — тоже не чисто белым, а желтовато-белым или слегка кремовым. Не молоко, а топленое молоко.

«Муть какая-то!», — усмехнулся он, но тяжелая голова начала понемногу проясняться, и он продолжил чтение.

И по мере движения занавеса, мысли постепенно начали терять четкость, стали путаться, как будто в сознание стало входить сумасшествие. Или наоборот, из сознания стал выходить ум, уступая место первозданному хаосу.  Это не было субъективным впечатлением. Это впечатление очень отчетливо выражалось в том, что время, к плавному течению которого мы привыкли с детства, вдруг стало… разваливаться. Никакого другого слова подобрать к этому ощущению не получалось. Именно «разваливаться». И время разваливалось до тех пор, пока окончательно не развалилось.

«Сложно мыслить адекватно, — время развалилось», — ему стало немного весело.

Я же, как загипнотизированный, двигался вперед. На сцену. Я попытался развернуться и выбежать из помещения со страшным занавесом, но не смог. Было невозможно не только убежать, но даже развернуться и сделать маленький шаг в обратном направлении. Причем, я понимал, несмотря на спутанность сознания, что уйти обратно невозможно в принципе. Невозможно в любом случае. Невозможно вне зависимости от любых обстоятельств.

«Да уж! Невозможен ход обратный, что бы не случилось» — его пробрала легкая дрожь, но он упрямо продолжил чтение.

Я огляделся. В помещение, в котором я находился, не было никого кроме меня, но также в нем не было никакой мебели. Оно не имело ни комнат, ни кабинетов, ни перегородок. Оно было огромным и единым. Пройдя вперед, так как назад пойти не получалось, я увидел, что стены помещения были не ровными, а ячеистыми. Ячейки были обозначены буквами в последовательности алфавита, и в каждой стопками стояли листочки из твердой бумаги.

«Картотека, что ли? — подумал он, — Как в поликлинике… В помещении огромном нет ни человека. Но это не все еще! Нет ни мебели, ни комнат, только картотека… А что, забавный стишок получается!»

К пустоте помещения добавлялось полное отсутствие звуков, но абсолютная тишина не вызывала тревогу, а наоборот, была умиротворяюще спокойной. Настолько спокойной, что создавалось впечатление, что это спокойствие было смертельным. Не в смысле смерти, как прекращения существования, а в смысле отсутствия какого-либо потенциального шанса что-то сделать. И от этого ощущения зрела скука. Такая, которой я прежде никогда не испытывал. Смертельная скука.

«Пусто, тихо и спокойно, но смертельно скучно. Разве так бывает? Отравился, что ли, я чем-то вчера?» — мелькнула у него неуверенная мысль.

При этой смертельной скуке появилось уверенное  понимание, что скука касается лишь исключительно меня самого. Окружающее меня пространство уплотнялось и перемещалось волнами или, скорее, слоями, разной плотности. И это окружающее пространство в своей многослойности чувствовало себя вполне хорошо. Нельзя сказать, что отлично, но вполне благополучно.

«Я ничего не понимаю… Лишь пространство многослойно и благополучно, Значит, оно во всем и виновато! Значит, это оно все так подстроило! — неожиданно пронеслась в голове догадка, которая, впрочем, ничего не объясняла, а только еще сильнее все запутывала, — Как быть дальше, — непонятно»

Я стоял в растерянности и не знал, что делать. Когда занавес «раздвинулся» окончательно, я увидел, что стена «сцены» состояла из сплошных дверей. Как в магазине, в котором продают двери. Между ними не было промежутков. Они были расположены в общин ряд. Разные двери… большие, маленькие, изящно-вычурные и совсем простые, ровные, как доска. Я вышел на «сцену», подергал ручки, там где они были, у некоторых дверей и ручек-то не было. Но безрезультатно. Закрыто. Даже те двери, которые не имели ручек имели замочные скважины… и, естественно, не открывались.

«Заперты замочки», — он расстроено продолжил читать дальше.

Положение стало еще более неопределенным. С такой степенью неопределенности я еще не сталкивался. Я подумал, что, может быть, это и не двери совсем, а их имитации, оболочки дверей, которые имеют похожий вид, но фактически дверями не являются. 

«Чем дальше, тем веселее, — он допил кофе и вымыл чашку, — Ситуация внештатна, двери –  оболочки».

Я внимательнее осмотрел «сцену» и понял, что в стенах именно двери, а не их  имитация. Ручки двигались, но двери не открывались, вероятно потому, что были закрыты. Поэтому, если двери, в каком-то смысле, и были оболочками, то при этом, тем не менее, дверями все-таки оставались.

«Тут везде на ключ закрыто. Дергаться напрасно», — сам себе прокомментировал он прочитанное.

После того, как я подергал ручки дверей, я осознал, что за мной наблюдают. Проверяют на соответствие чему-то. И проверку эту осуществляет не супервайзер, который только отмечает, но не принимает никаких решений. Проверку эту осуществляет как раз тот, кто принимает решения. Аудитор. Пока невидимый и неизвестный.

«Совсем как в жизни, — подумалось ему, — Только вот, кто незримый аудитор? Кто и для чего проводит эту проверку, до сих пор неясно»

«А что он сделает, если выявит нарушения? — подумал я, — Оштрафует, посадит в тюрьму?» Но отчего-то я ясно понимал, что наказание, если оно будет, то будет последним. Самым крайним наказанием, после которого уже и наказывать будет некого.

«Может откупиться, в случае чего? — мелькнуло привычное решение многих проблем, — Нет, не получится. Вряд ли жизнь имеет цену. Даже думать так противно!».

У него неожиданно сильно заболела голова. Он встал из-за стола и, прислонившись лбом к холодной крашеной бетонной стене, три раза оторвался и бережно прижал голову. Боль поутихла, или это только так показалось. «А если бы я посильнее прикладывал голову, то что получилось бы? Головой долбиться в стену бессмысленно. Можно сказать, малоэффективно».

Тем временем, помещение понемногу расширялось. Это не фиксировалось визуально, это просто чувствовалось. Воспринималось, как очевидное и непререкаемое. Зал со сценой и стеной с многочисленными дверями стал больше походить на крепостную стену замка. Даже скорее, древней крепости.

Вдруг раздался звук. Это был негромкий звук, нечто, типа, позвякивания связки ключей старого ключника, пробирающегося по подземных ходам в недрах цитадели.

«Чей-то, значит, выход скоро, если ключник собирается открывать двери, — пульсирующая боль стала постепенно стихать, и к нему начали постепенно возвращаться логические способности. 

И тут, словно в подтверждении логической цепочки рассуждений, двери заскрипели.

Он услышал, как теперь уже у него в квартире заскрипела входная дверь и дверь на балкон, вероятно от сквозняка. «Забыл закрыть, что ли, или кто-то пришел?» — он нехотя поднялся и пошел посмотреть, почему заскрипели двери. Двери заскрипели еще раз, приветствуя его, и открылись настежь.


Обновлено: 18.01.2020 — 21:38

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *